О жизни этого актера впору бы написать несколько томов серьезного чтива. Но можно прочитать простую содержательную статью.

Мать Микки Рурка развелась с его отцом, когда ему было шесть. Вскоре она вышла замуж за Юджина Эддиса – полицейского из Майами.

У Эддиса был скверный характер и тяжелая рука – Рурк чувствовал себя в большей безопасности на улицах неблагополучного района Либерти Сити, чем дома. В пятнадцать он уже неплохо боксировал, демонстрировал настоящий ирландский норов и мог ответить ударом на удар. Когда он решил уехать из Майами в Нью-Йорк, мать не возражала – она не хотела хоронить ни сына, ни мужа.

В интервью Рурк не раз винил отчима в том, что он стал тем, кем стал. Из-за него он пристрастился – нет, не к наркотикам и алкоголю – к психоанализу (десятилетиями, даже в периоды острого безденежья Микки не пропускал свиданий с психотерапевтом).

«Я стараюсь, – говорит он, – с помощью терапии и постепенного взросления вырвать эту занозу из своего плеча. Тот, кто держит демонов внутри себя, получает ненависть, которая не уйдет никогда. Не уйдет никогда. Из-за обиды, потому что вы не можете защитить себя, будучи ребенком».

С родным папой он толком познакомиться не успел. Уже снимаясь в «Бойцовой рыбке», Рурк начал переписываться с отцом. Он уже собирался попросить его приехать, но тот вдруг умер.

Основы близких доверительных отношений между Микки Рурком и собаками были заложены еще до того, как началась его кинокарьера.

Один, без гроша в кармане Рурк брался за любою работу – жарил каштаны, продавал печенье, работал вышибалой в нью-йоркских клубах и ассистентом в массажном кабинете. Кроме прочего, Микки Рурк натаскивал бойцовых собак.

«Когда я пришел на эту работу, какой-то парень спросил: «Ты раньше когда-нибудь работал с собаками?». – Рассказывает Рурк. - Ну, я ответил: «Да, конечно, постоянно. Я всегда работаю с собаками». Следующее, что я помню, это огромный доберман-пинчер, каких я в жизни не видел, пытающийся вырваться из своего загона. Вот теперь поиграй, паренек; давай теперь поиграй!

Этот парень должен был спускать собак, а я – бродить в специальной одежде из кожи. Потом, по его команде, собака должна была впиться зубами в это кожаное одеяние. Среди всего прочего это была одна из моих любимых работ».

Позднее Рурк приобрел целую свору чихуахуа. Со своими собаками он был практически неразлучен – к примеру, они сопровождали его на съемочных площадках «Высшего пилотажа» Йонаса Акерлунда и «Гнева» Тони Скотта.

По словам Рурка, когда он лишился друзей, карьеры, денег, надежды, жены, дома и мотоциклов, собаки все еще были рядом – они были всем, что у него осталось. Когда Американская киноакадемия прокатила его с заслуженным «Оскаром» за «Рестлера», Рурк заявил, что намного сильнее его огорчила смерть его пса Локи.

Микки Рурк, сыгравший свою первую роль в 79-м, и никогда ни у кого не вызывавший сомнений в смысле актерского мастерства, впервые был номинирован на «Оскар» только 30 лет спустя.

Когда приз достался Шону Пенну, разговоры о том, что Рурка прокатили по причине личной неприязни стали в прессе общим местом.

Многие писали о том, как Даррен Аронофски, предлагая Рурку роль в «Рестлере» сказал: «Ты просрал карьеру. Будешь вести себя как человек, дам тебе шанс».

Но практически нигде не уточнялось, как именно Рурк просрал карьеру.

«Раньше я ни за что не хотел приспосабливаться к этой индустрии. – Вспоминает он. - Думал, я такой даровитый актер, что я сильнее, чем вся эта система».

Он питал симпатию к записным голливудским бунтарям вроде Майкла Чимино или к властным гениям, таким как Фрэнсис Форд Коппола. А если режиссер не вызывал у него благоговения, Рурк делался на съемочной площадке неуправляем.

Но это, разумеется, мелочь в сравнении с испепеляющей ненавистью, которую он испытывал по отношению к студийным функционерам.

Прежде чем сняться в «Отходной молитве» Майка Ходжеса, Рурк отправился в Ольстер, чтобы лично пообщаться с людьми из ИРА. Когда начались съемки, Рурк имел собственное представление о мотивах своего героя, и настаивал на изменениях в сценарии.

Придуманные им сцены продюсеры вырезали при окончательном монтаже. В 88-м взбешенный Рурк выступил на Каннском фестивале с разоблачительной речью. Он рассказывал журналистам, что «продюсер Сэмюэль Голдвин-мл. превратил фильм в ирландское подобие «Рэмбо» и публично отрекался от своей работы.

Этот инцидент не пошел на пользу его и без того сомнительной репутации – студийные боссы окончательно уверились в том, что Рурк – «проблемная звезда».

Микки распалялся все больше. Когда он снимался в «Сердце Ангела», на двери его трейлера висела медная табличка с аккуратной гравировкой: «Исполнительным продюсерам лучше держать свои задницы подальше отсюда».

Он был не сдержан на язык. У него было невероятное самомнение и отличный удар левой. Он делался буен при первой же возможности, и никогда такую возможность не упускал.

На то, чтобы «просрать карьеру» у Микки Рурка ушел не год и не десять. Это было непросто, но он это сумел.

Люди с темным прошлым, тревожным настоящим и сомнительным будущим окружали Микки Рурка всегда и всюду. Они были поблизости в родном Майами, он без труда находил их в Нью-Йорке и в Лос-Анджелесе.

«Я знал одного загадочно привлекательного парня, похожего на Тони Кертиса. – Вспоминает Рурк. - Он был очень высоким, поэтому мы называли его Стоуни Кертис. Так или иначе, мы лежали на пляже – и болтали о некоторых вещах, которыми, возможно, мы могли бы заняться в будущем. Стоуни только что вышел из тюрьмы. Помню, я сказал: «Нет, старик, я буду актером. Я собираюсь ехать в Нью-Йорк». «Эй, не делай этого, – сказал он, – останься здесь. Порядочно заработать можно и при помощи кражи!».

Яростный фанат мотоциклов, Рурк водил близкое знакомство с «Ангелами ада», особенно дружен он был с президентом нью-йоркского филиала Чаком Зито. Когда Микки снимался в фильме «Год дракона», Чак как раз сидел в Нью-Йорке. Рурк каждый день навещал друга и рассказывал ему, как идут съемки.

Один из многочисленных сводных братьев Рурка – Скотти – отмотал срок за вооруженное ограбление.

Он был довольно близко знаком с Джоном Готти и еще ближе – с Тупаком Шакуром. В общем, найти в окружении Микки Рурка несиделого персонажа – всегда было нелегкой задачей.

Трудно поверить, но Микки Рурк не бьет журналистов – по крайней мере, на постоянной основе. Даже в трудные времена, даже в период пика ненависти к индустрии (и индустриальной прессе), он был с ними сравнительно вежлив и терпелив. Он никогда не отличался излишней приязнью к фотографам и (особенно) кинокритикам. Но каким-то непостижимым образом в большинстве случаев держался.

И если насчет доставшегося Шону Пенну «Оскара» Рурк отделывается политкорректными банальностями, то привычка Пенна бросаться на журналистов с кулаками вызывает у Микки откровенное презрение.

«Быть плохим в голливудском ресторане с кучкой сопливых репортеров очень легко. – Говорит он. - Что такое бить фотографа? Если хочешь быть плохим, сукин сын, иди в тюрьму. Попробуй, каково это на самом деле».

Впрочем, в книге обозревателя New York Daily News Остина Бензы описывается такой эпизод. Около трех утра ему позвонил Микки Рурк, который был уже здорово навеселе, и требовал, чтобы Бенза сказал ему, где живет светский хроникер New York Post Ричард Джонсон.

Но и тем утром дело окончилось разгромом туалета в каком-то ресторане и коллективным отдыхом (кроме Рурка и Бензы в акции участвовали Тупак Шакур и актер Джон Инос) на проезжей части Пятой авеню.

Как и его партнер по «Сердцу Ангела» Роберт Де Ниро, Микки Рурк в молодости считал себя отчаянно необаятельным персонажем.

Когда он перебрался в Нью-Йорк, чтобы получить диплом актерской студии, для него было большой проблемой просто заговорить с девушкой. Рурк много мастурбировал и справлялся с одиночеством посредством «воображаемой подружки».

Он страшно удивился, вдруг обнаружив, что не воображаемые, а вполне реальные девушки от него без ума.

Его первый брак – с актрисой Деброй Фьюер – продержался восемь лет и окончился в целом цивилизованным разводом.

Второй – с партнершей по «Дикой орхидее» Кэрри Отис – длился шесть лет и, скорее, напоминал шестираундовый поединок.

Само собой, ему приписывали многочисленные романы с партнершами по съемкам, моделями и просто красотками, которые вились (и продолжают виться) вокруг него дюжинами. Сам Рурк их опровергает. Или не опровергает – в зависимости от настроения.

Одна из самых популярных медиа-легенд, связанных с Рурком, повествует о том, как после очередной бурной ссоры с Отис, он якобы отрезал себе мизинец (по одной версии, таким образом он пытался извиниться, по другой – хотел заглушить душевную боль физической).

Разобраться, был ли палец отрезан на самом деле или это очередная таблоидная байка, не представляется возможным.

Разумеется, редкое интервью с Рурком обходится без вопроса о злополучном мизинце. Но отвечает он примерно так же, как на вопрос о романе, ну скажем, с Ким Бэсинджер.

Он обычно показывает интервьюеру оба мизинца. И иногда говорит: «сам видишь, они оба на месте». А иногда: «Да, к счастью, его пришили. Видишь шрам?».

На любительском ринге Микки Рурк умеренно блистал уже в 15. В юности бокс привлекал его в куда большей степени, чем актерская профессия.

В 91-м он, снедаемый отвращением к киноиндустрии, к себе и к мироустройству в целом, подался в профессионалы. Ему было 39, и промоутеры, понятным образом, не видели в нем перспективного бойца. Рурк дрался вдали от титулов, верхушек рейтингов и хороших гонораров. Его это устраивало.

На ринге он искал не славы, а самоуважения. Он выходил под песню Guns N’Roses Sweet Child o’Mine, а тренировал его старый друг – Чак Зито.

В профессионалах Рурк провел восемь боев. Шесть из них выиграл (четыре – нокаутом), два свел вничью. Среди его оппонентов не было известных боксеров. Зато все они были значительно моложе. В память о карьере профессионала Рурку осталась раздробленная скула, шрам под языком длиной в 10 см, руки, в которых почти не осталось ни разу не сломанных костей, и многочисленные счета от пластических хирургов.

И все же ему это нравилось – ведь он выходил в ринг под Guns N’Roses, а в углу у него всегда был старый друг – Чак Зито.

Наверное, в Голливуде не найдется другого такого странного и парадоксального героя, как Микки Рурк.

Не обладая традиционной постерной красотой, он был абсолютным секс-символом. Не имея в фильмографии полноценных блокбастеров, прилично зарабатывал. Прилично зарабатывая, балансировал на грани нищеты. Будучи изгоем, оставался мегазвездой, ньюсмейкером и объектом всеобщего поклонения.

Так сложилось, что камбэк Рурка (а он, похоже, все-таки состоялся – до конца 2010 в его графике еще 10 фильмов) будут связывать с именем Даррена Аронофски. Но это вовсе не означает, что до Аронофски реанимировать этот удивительный культ не пробовали другие.

У Рурка всегда было невероятное чутье на отстойные фильмы – они липли к нему, словно идущие в клинч соперники в ринге. Хорошие ленты Рурк стабильно отвергал: он благополучно прощелкал главные роли в «Топ ган», в «Полицейском из Беверли-Хиллс» и во многих других.

Нет ничего удивительного в том, что Рурк отклонил предложение Квентина Тарантино (играть того самого боксера, который убил оппонента, поленившегося зашнуровать перчатки). Само собой, Микки кусал локти, глядя на Брюса Уиллиса в «Криминальном чтиве».

Позднее в его двери постучал приятель Квентина – Роберт Родригес. И, если фильм «Однажды в Мексике» событием не стал, то с Sin City Рурк определенно не прогадал.

В свое время Микки здорово поддержал Сильвестр Сталлоне, составивший ему протекцию в «Достать Картера»: «Я тогда был в полной жопе, в самом неметафорическом из возможных смыслов, - вспоминает Рурк, - двадцати центов в кармане не было».

А его давний друг и поклонник Брюс Спрингстин бесплатно написал для «Рестлера» песню – только бы у Микки, наконец, все сложилось.

Это может показаться странным. То, что не удалось Тарантино и Слаю, сумел сделать нью-йоркский интеллектуал с репутацией независимого гения и семью миллионами бюджета.

Впрочем, если вспомнить, о ком идет речь, пожалуй, ничего странного: у Микки никогда не было, как у людей.