Очередная пара -- немецкий фашизм глазами двух киногениев. Во второй части -- "Великий диктатор" Чарли Чаплин, а пока
Бесславные ублюдки / Inglourious Basterds (2009)
Честно говоря, ждал драйва, хотя все рассказывают про многоходовые диалоги. Так разве у Тарантино в диалогах нет драйва?
Диалоги, а с них фильм начинается, ими же и заканчивается, действительно, интересные -- они вышли за рамки обсуждения проблемы чаевых или молочных коктейлей. У Тарантино разговоры "по существу", сюжетные разговоры начались, пожалуй, в "Убить Билла". Раньше Джулс и Винсент могли абсолютно не в тему несколько минут рассуждать об особенностях метрической системы измерения, и если бы мы выбросили этот диалог из фильма, то никаких смыслов бы не потеряли. Это были просто забавные наблюдения и каламбуры от внимательного обывателя по фамилии Тарантино. Теперь каждая фраза имеет сюжетный смысл, раскрывает персонажа и имеет последствия. От прекрасного раздолбайства Тарантино пришёл к стройному кинематографу.

Но при этой внешней стройности его работы он остался тем же киноманом без комплексов. Деликатность, оглядки на прессу -- всё это пусть заботит Ридлей Скоттов и прочих Земекисов. Ведь эта история, рассказаная в "Бесславных ублюдках" очень похожа на мечту еврейского подростка, который вместе с родителями бежал в США от ужасов немецкого национализма. Разве не мечтали эти пацаны по ночам вот так вот взять друзей, перелететь океан, пробраться тайно в логово врага, жестоко, страшно и красиво убивая немцев, а потом взорвать к чёртовой матери самого Гитлера? А ещё лучше всех его министров -- Геббельсов, Борманов, Герингов. Или нет, не взорвать, а сжечь. Или ещё лучше -- расстрелять в него полную обойму шмайсера, а потом поменять обойму и стрелять ещё и ещё, а потом сжечь, а потом вдобавок и взорвать! Жестокие евреи, каждый из которых снял сотню немецких скальпов -- какая тут деликатность, спекуляция на Холокосте и "комплекс жертвы"? Тут живое, животное, жестокое, которое было и в немцах и в евреях, хотя последних принято изображать в виде загнанных пианистов или безликих узников гетто.

И, раз уж про отсутствие комплексов я рассказал, то и про киноманию. Тут уж Тарантино оторвался по полной -- такое впечатление, что немцы воевали в перерывах между кинофестивалями, а из окопов по вечерам ходили в кинотеатр. Герой-снайпер становится киноактёром в фильме про себя, британский кинокритик отправляется с тайным заднием в Париж, немецкая кинодива -- шпион Его Величества, а еврейская девочка, ушедшая от расстрела, становится владелицей кинотетра. И как не вспомнить немецких солдат, за пивом гиграющих в "Угадай киноперсонажа". Похоже, только милый Альдо с его "Бонджорно!" не имеет никакого отношения к этому искусству, хотя и его затаскивают
Читать